Когда наступает на улицах тишина и хрустит под ногами белый снег, когда звезды ажигаются ярче солнца на небе, когда городская елочка-красавица дарит свои улыбки-огоньки всем прохожим, тогда чувствуется приближающееся Рождество.

   Он, затерявшись в толпе, среди людей-прохожих торопившихся куда-нибудь, просто шел, то и дело заглядывая в чужие окна, в которых горел приветливый огонек.Огонек тепла, семьи и уюта были совсем рядом-за стеклом.И он смотрел туда, представляя себя в этой славной семье, представляя этот домашний запах, улыбающихся родных и Рождество. Но все рассеивалось как облачко, когда кричал дворовый полицейский, который прогонял его от окна, прогонял на ту улицу, на которой он должен быть. И он с грустным, поникшим взглядом шел туда, в то место, которое как будто называлось домом.
   И всю дорогу ему освещали звезды и подгоняла веселая метелица. Якоб шел, шел, пока не натыкался на родной двор, где ждал его вечно голодный и злой дядя.
-Ты чего это поздно так, а? Ууу, бездельник! Принес денег?-заорал с порога дядя и протянул грязную, большую руку, жадную и гадкую, которой можно было бы загребсти весь дворовый мусор.
   Якоб кивнул, бросил на руку заработанные гроши и юркнул в обшарпаное жилище, такое бедное и безнадежное, что только от одного взгляда на него хотелось рыдать.Вот, в единственной комнатушке, у полуразвалившегося камина игралась Милка, маленькая сестренка Якоба. Она увидела его и улыбнулась. И только эта ласковая улыбка могла согреть Якоба, в этот холодный зимний вечер. Он уселся на стул. Ноги его ужасно болели от ушибов и ссадин. Этот злой полицейский пару раз отделал Якоба за то что он стоит не на том месте. Не на том дворе.
-Сидите тихо, я пойду в лавку. Куплю поесть.-гаркнул дядя и изчез. Но Якоб и Милка могли не ждать его до утра, потому-что уже знали, дядя придет из трактира, совсем совсем пьяным, под утро. Так было всегда.
-Братец, и где-ж нам теперь достать поесть?У меня который день болит живот!-захныкала Милка, захныкала и с обреченным видом смотрела в окно.
-Я не знаю.-последовал короткий ответ.-Пойти что-ли у соседей попросить? Ай, не дадут.-заключил Якоб. Милка вдруг одела свою шерстяную накидку на плечи и вышла. Через несколько минут зашла с куском черного хлеба.И с довольной улыбкой.
-Ты где взяла? Украла что-ли?-удивленно спросил Якоб, он испугался за сестру.
-Что ты! Я за этот хлеб отдала свой платок!-простодушно пояснила Милка и отдала половину хлеба брату.
-Не надо было. Могли бы и без этого прожить!-буркнул Якоб, но с удовольствием съел свой хлеб. Милка-гордая, довольная, по-геройски улыбнулась.
-А теперь спать! Завтра опять трудный день.-заключил Якоб, выключил свет и, лег на свою кровать (если это можно назвать так).Дети заснули.

   У них не было родителей. Те давно уж умерли от неизвестной эпидемии, царившей несколько лет назад в этом городе. Это было чудом, что уцелели два ребенка.Якоб и Милка. Брат и сестра. Единственным добродетелем для них был дедушка, который вскоре скончался, обеспечив три года жизни детей. Затем, Якоб и Милка уехали к так называемому дяде, которого получается содержали сами дети. Они попрошайничали на улицах, работали где только возможно. Дядя устроил их на угольный завод, уборщиками. Они работали и приносили деньги, которые по вечерам дядя откровенно пропивал.
   Якобу тогда было лет пятнадцать, а Милке всего десять. Они все втроем снимали комнату на третьем этаже, в доме, которым заведовала старая дама, которая слишком любила кошек. В доме было всего пять съемочных комнат, которые населяли пять соседцких семей. Платили за комнату пять монет за два дня. Каждый вечер дядя приглашал гостей-пьяниц, которые устраивали ежедневные пьянки, драки и всевозможные хулиганства.
   В такой же зимний вечер Якоб возвращался домой с зарплатой. Он, как всегда смотрел в чужие окна, смотрел на крыши церквей и на падающие хлопья снега. Живот у него свело, ноги подкашивались от нестерпимой усталости и побоев полицейского. Глаза болели, как буд то выкатывались на лоб. А от угольного дыма сильно жгло в горле.
-Опять так поздно? Бездельник...давай!-закричал с порога дядя и схватил деньги из рук Якоба. Вдруг лицо дяди исказилось в ярости и злости.И жадности.
-Что?! Ах ты-вор! Вор! Что ты мне принес? На две монеты меньше? Что? Должно быть точно шесть бронзовых! Шесть! А ты мне только четыре принес! Что ты на них купил, вор?
-Дядя, я-честное слово купил две корки хлеба в булочной на углу. Милка и я сильно проголодались... Пожалуйста, мы очень голодны.-тихо сказал Якоб и показал два маленьких пакета с хлебом.
-Да? Каков хитрец! Да я больше тебе ни корочки не дам! Ни гроша, понял? Я его кормлю, его одеваю, содержу! Неблагодарные собаки!-заорал он больше и схватив пакеты бросил их в карман.-Ничего ты больше не получишь! Тварь! А теперь уходи с глаз долой!-дядя с громким треском захлопнул дверь. Якоб стоял ни в силах ничего сказать. Против его воли на щеках текли слезы.
   Он брел по тихой улочке, которая, словно ребенок готовилась ко сну, засыпала, убаюканная нежным воем метелицы и мягким покрывалом снега. У-у-у-у...выла зима.
   Якоб не чувствовал ног, не чувствовал даже боли и холода, он думал о Милке, которая голодная наверное, сейчас сидит дома. Плачет, переживает.
   Вдруг сильно закружилась улица, как буд то ее окутала серебристая дымка. Закружились дома, светящиеся оконца, деревья... Все вдруг завертелось в бешеном танце...

   Якоб медленно открыл глаза. Такая чистая, светлая комната. Все светло. Якоб почему то подумал о рае. Нет, он всего лишь в больнице.
-Тебе лучше?-спросила улыбчивая медсестра. Якоб кивнул и увидел перед собой Милку, она сидела на краешке кровати и плакала.
-Не плачь, пожалуйста. Не надо, мне уже лучше. Только не плачь!-успокоил он ее, взяв за руку. Милка обняла брата и заплакала еще больше. Слава Богу, что она жива!

   Якоб и Милка стояли перед какими то взрослыми людьми.Они осматривали их, что то сообщали друг другу, переговаривались.Но больше внимания захватывала задумчивая дама, сидящая в кресле.Она была до боли печальна, до боли красива.У нее были такие глаза, в которых поместилось бы все голубое небо.
-Но вы не можете взять их обоих!-громко сказала другая дама. Она подошла к Якобу.
-Ты хочешь себе родителей, мальчик?-спросила она его. У Якоба на спине как буд то мурашки пробежали. Возможно ли это? Родителей? Семью? Но как же Милка? Ее же в приют заберут...
-А Милка?-посмотрел он на даму.
-Простите кто? Ваша сестра поедет в приют. По законам, в нашем городе нельзя усыновить или удочерить больше одного ребенка!-объяснила дама холодным тоном, который буд то обжег слух Якоба. Он не может допустить разлуки с Милкой!
-Удочерите прежде ее! Пусть ей будет лучше. Это можно?-спросил вдруг Якоб, после долгого молчания. Все взрослые встрепенулись. Они переглянулись и замолчали.
-Но...ты, ты тогда уедешь в детдом...-сказала дама и удивилась.
-Она меньше меня, она не сможет там жить одна. А родители будут хорошо с ней обходится. Я надеюсь, я им доверяю.-заключил Якоб и подошел к Милке. Он посмотрел на нее, так нежно, так задумчиво, взглядом он обнял ее и успокоил.Милка протянула к нему руки и заплакала.
   Все. Все решено. Из окна Якоб с тяжелой грустью наблюдал как молодая, грустная дама уводила Милку. Уводила в семью, добрую, обещающую. Он плакал, глубоко в душе, конечно. Он провел пальцем по стеклу и склонил голову. Он уже скучал по ней. Но где бы то ни было, как бы то ни было, он всегда будет любить ее, помнить и желать всего самого лучшего. У нее будет место, которое называется домом.

http://www.nefertiti-world.narod.ru/